Фёдор Михайлович был очень сдер­жан и нем­но­гос­ло­вен, ког­да де­ло ка­са­лось его лич­ных, осо­бен­но лю­бов­ных чувств, и, за ред­ки­ми ис­к­лю­че­ни­ями, из­бе­гал приз­на­ний да­же в пись­мах к лю­би­мым.
Кроме то­го, Ан­на Гри­горь­ев­на, вто­рая же­на Дос­то­ев­с­ко­го, рев­ни­во выт­рав­ля­ла при по­мо­щи гус­тых по­лос чер­нил все те мес­та в его пе­ре­пис­ке и за­мет­ках, ко­то­рые ка­за­лись ей не­же­ла­тель­ны­ми или че­рес­чур от­к­ро­вен­ны­ми.

Цензура ее оди­на­ко­во рас­п­рос­т­ра­ня­лась на прош­лое и нас­то­ящее: она, нап­ри­мер, тща­тель­но вы­чер­ки­ва­ла и вся­кое доб­рое упо­ми­на­ние о пер­вой же­не пи­са­те­ля, и его слиш­ком пыл­кие уве­ре­ния в люб­ви, об­ра­щен­ные в ста­рос­ти к ней са­мой. Би­ог­ра­фы пос­ле­до­ва­ли за ней по это­му пу­ти соз­да­ния ико­но­пис­но­го ли­ка Дос­то­ев­с­ко­го и умыш­лен­но за­мал­чи­ва­ли все, что мог­ло бы его за­тем­нить.

Только че­рез со­рок лет пос­ле смер­ти Дос­то­ев­с­ко­го на­ча­лось опуб­ли­ко­ва­ние неп­рик­ра­шен­ных би­ог­ра­фи­чес­ких ма­те­ри­алов, в том числе и о личной жизни Федора Достоевского...

Ранним ут­ром 22 де­каб­ря 1849 го­да шес­т­над­ца­ти­лет­ний ли­це­ист ба­рон Алек­сандр Вран­гель выг­ля­нул в ок­но и в сум­рач­ном све­те пе­тер­бур­г­с­кой зи­мы уви­дел ве­ре­ни­цу дву­кон­ных воз­ков-ка­рет. В та­ких воз­ках обыч­но ез­ди­ли вос­пи­тан­ни­цы Смоль­но­го Ин­с­ти­ту­та бла­го­род­ных де­виц или ба­лет­ные уче­ни­цы Им­пе­ра­тор­с­ко­го Те­ат­раль­но­го Учи­ли­ща.

В это ут­ро, од­на­ко, вмес­то мо­ло­день­ких де­ву­шек, в воз­ках на­хо­ди­лись го­су­дар­с­т­вен­ные прес­туп­ни­ки: на казнь вез­ли двад­цать че­ло­век круж­ка Бу­та­ше­ви­ча-Пет­ра­шев­с­ко­го. Их арест в на­ча­ле 1849 го­да про­из­вел боль­шое впе­чат­ле­ние в сто­лич­ном об­щес­т­ве. Пе­ре­да­ва­ли, что тай­ная по­ли­ция от­к­ры­ла за­го­вор про­тив са­мо­дер­жа­вия, что в круж­ке про­по­ве­до­ва­ли со­ци­ализм, по­ли­ти­чес­кие сво­бо­ды, ос­во­бож­де­ние крес­ть­ян и про­чие воз­му­ти­тель­ные бред­ни. И гла­ва кра­моль­ни­ков, Пет­ра­шев­с­кий, и его друзья - Н. Спеш­нев, Н. Каш­кин, Ал. Ев­ро­пе­ус - окон­чи­ли тот са­мый Алек­сан­д­ров­с­кий ли­цей, в ко­то­ром учил­ся Вран­гель, - и по­это­му жан­дар­мы про­из­ве­ли обыск в ли­цей­с­ких клас­сах в по­ис­ках зап­ре­щен­ной ли­те­ра­ту­ры. Вран­гель, ес­тес­т­вен­но, за­ин­те­ре­со­вал­ся де­лом Пет­ра­шев­цев, как их на­зы­ва­ли, хо­тя го­во­рить о них мож­но бы­ло лишь в ин­тим­ном кру­гу, да и то по­ни­зив го­лос: шел слух, что им­пе­ра­тор Ни­ко­лай Пер­вый силь­но раз­г­не­ван и ве­лел при­мер­но на­ка­зать учас­т­ни­ков об­щес­т­ва.

Близкий род­с­т­вен­ник Вран­ге­ля, Карл Его­ро­вич Ман­дер­ш­терн, впос­лед­с­т­вии ко­мен­дант Пет­ро­пав­лов­с­кой кре­пос­ти, был ауди­то­ром во­ен­но­го су­да, и от не­го юный ли­це­ист, от­пу­щен­ный до­мой на Рож­дес­т­вен­с­кие ка­ни­ку­лы, уз­нал, что ряд пет­ра­шев­цев при­го­во­рен к рас­стре­лу. Сре­ди них был Ф. М. Дос­то­ев­с­кий. Сов­сем не­дав­но Вран­гель про­чи­тал ро­ман «Бед­ные Лю­ди», по­ло­жив­ший на­ча­ло из­вес­т­нос­ти Дос­то­ев­с­ко­го, и не­окон­чен­ную по­весть «Не­точ­ка Нез­ва­но­ва». Оба про­из­ве­ли на не­го силь­ное впе­чат­ле­ние, и он очень огор­чил­ся, ус­лы­хав, что смерть ждет лю­би­мо­го пи­са­те­ля.

В то па­мят­ное ут­ро 22 де­каб­ря дя­дя Вран­ге­ля, офи­цер кон­но-гре­на­дер­с­ко­го пол­ка, дол­жен был при­сут­с­т­во­вать со сво­ей ро­той на каз­ни пет­ра­шев­цев. Он сог­ла­сил­ся взять пле­мян­ни­ка с со­бой.

    Когда они при­еха­ли на Се­ме­нов­с­кий плац, где бы­ла наз­на­че­на эк­зе­ку­ция, пло­щадь бы­ла оцеп­ле­на вой­с­ка­ми. По­за­ди чер­ных ря­дов сол­дат­с­ко­го кар­ре тол­пил­ся слу­чай­ный на­род - му­жи­ки, ба­бы-тор­гов­ки, прос­тые лю­ди в зи­пу­нах и чуй­ках. «Чис­той пуб­ли­ки» поч­ти не бы­ло. К Вран­ге­лю под­бе­жал дру­гой его род­с­т­вен­ник, то­же офи­цер, быв­ший в на­ря­де, и на­чал уп­ра­ши­вать юно­шу не­мед­лен­но по­ки­нуть мес­то каз­ни, а то - не­ро­вен час - и слиш­ком лю­бо­пыт­но­го ли­це­ис­та за­по­доз­рят в прес­туп­ном со­чув­с­т­вии к осуж­ден­ным.

    Врангель нес­коль­ко стру­сил и обе­щал по­ехать до­мой, но на са­мом де­ле не ушел, а за­те­рял­ся в тол­пе: этот его сме­лый пос­ту­пок ос­тал­ся тай­ной и он ни­ко­му не ос­ме­лил­ся в нем приз­нать­ся.

    Поднявшись на цы­поч­ки и вы­тя­ги­вая го­ло­ву, он уви­дал пос­ре­ди­не пло­ща­ди де­ре­вян­ный эша­фот со сту­пе­ня­ми и вры­тые в зем­лю стол­бы. С осуж­ден­ных сня­ли вер­х­нее платье, и они сто­яли на двад­ца­ти гра­дус­ном мо­ро­зе в од­них ру­баш­ках: де­вять че­ло­век с од­ной и один­над­цать с дру­гой сто­ро­ны эша­фо­та. Ауди­тор про­чи­тал при­го­вор. Вран­гель ус­лы­шал: «Дос­то­ев­с­кий Фе­дор Ми­хай­ло­вич… за учас­тие в прес­туп­ных за­мыс­лах и рас­п­рос­т­ра­не­ние пись­ма ли­те­ра­то­ра Бе­лин­с­ко­го, на­пол­нен­но­го дер­з­ки­ми вы­ра­же­ни­ями про­тив пра­вос­лав­ной цер­к­ви и вер­хов­ной влас­ти, и за по­ку­ше­ние, вмес­те с про­чи­ми, к рас­п­рос­т­ра­не­нию со­чи­не­ний про­тив пра­ви­тель­с­т­ва пос­ред­с­т­вом до­маш­ней ли­тог­ра­фии, ли­шен всех прав сос­то­яний… к смер­т­ной каз­ни рас­стре­ля­ни­ем». (Пись­мо Бе­лин­с­ко­го по по­во­ду «Избран­ных мест из пе­ре­пис­ки с друзь­ями (1847)» бы­ло пол­но гнев­ных на­па­док на Го­го­ля за его ре­ак­ци­он­ность, при­вер­жен­ность к цер­к­ви и кре­пос­т­но­му пра­ву. Оно не мог­ло быть на­пе­ча­та­но по цен­зур­ным ус­ло­ви­ям и рас­п­рос­т­ра­ня­лось не­ле­галь­но, в ру­ко­пи­си. Сам ав­тор пись­ма умер в 1848 го­ду, до то­го, как его мог­ли прив­лечь к от­вет­с­т­вен­нос­ти, но за рас­п­рос­т­ра­не­ние и да­же чте­ние его пись­ма стро­го прес­ле­до­ва­ли.)

    Священник с крес­том сме­нил на эша­фо­те ауди­то­ра и пред­ло­жил ис­по­ве­ды­вать­ся. Толь­ко один из осуж­ден­ных по­шел к ис­по­ве­ди. Ос­таль­ные при­ло­жи­лись к се­реб­ря­но­му крес­ту, ко­то­рый свя­щен­ник быс­т­ро и мол­ча под­с­тав­лял к гу­бам. За­тем на Пет­ра­шев­с­ко­го, Мом­бел­ли и Гри­горь­ева на­де­ли са­ва­ны; этих трех, с по­вяз­кой на гла­зах, при­вя­за­ли к стол­бам. Дос­то­ев­с­кий сто­ял в сле­ду­ющей груп­пе, ожи­дая сво­ей оче­ре­ди. Взвод с офи­це­ром во гла­ве выс­т­ро­ил­ся пе­ред стол­ба­ми, сол­да­ты вски­ну­ли ружья и взя­ли на при­цел. Но в тот са­мый мо­мент, ког­да дол­ж­на бы­ла раз­дать­ся ко­ман­да «пли!», один из выс­ших во­ен­ных чи­нов взмах­нул бе­лым плат­ком, казнь бы­ла ос­та­нов­ле­на, и осуж­ден­ных от­вя­за­ли от стол­бов. Гри­горь­ев ша­тал­ся: он со­шел с ума за эти нес­коль­ко ми­нут ожи­да­ния кон­ца. У Мом­бел­ли вне­зап­но по­се­де­ли во­ло­сы. Был объ­яв­лен но­вый при­го­вор - мо­нар­шая ми­лость. Дос­то­ев­с­ко­му наз­на­ча­лась ка­тор­га на че­ты­ре го­да и по­том служ­ба ря­до­вым в Си­би­ри, то­же на че­ты­ре го­да. Прес­туп­ни­кам раз­ре­ши­ли на­деть вер­х­нее платье. Не до­жи­да­ясь, по­ка­мест их от­ве­зут в Пет­ро­пав­лов­с­кую кре­пость, Вран­гель ук­рад­кой выб­рал­ся из тол­пы и дро­жа от вол­не­ния и жа­лос­ти, пос­пе­шил до­мой.

    Спустя че­ты­ре го­да, пос­ле окон­ча­ния ли­цея и неп­ро­дол­жи­тель­ной служ­бы в ми­нис­тер­с­т­ве юс­ти­ции, Вран­гель по соб­с­т­вен­ной прось­бе был наз­на­чен про­ку­ро­ром в толь­ко что уч­реж­ден­ную Се­ми­па­ла­тин­с­кую об­ласть, сос­тав­лен­ную из юго-вос­точ­ных ра­йо­нов Кир­гиз­с­ких сте­пей и юго-за­пад­ных Ал­тай­с­ко­го ок­ру­га. Си­бирь тог­да бы­ла ма­ло ис­сле­до­ва­на, а Вран­ге­ля тя­ну­ло в даль­ние стра­ны: го­раз­до боль­ше, чем юрис­п­ру­ден­ция, ин­те­ре­со­ва­ли его пу­те­шес­т­вия и охо­та.

    Когда про­шел слух в Пе­тер­бур­ге об его отъ­ез­де, ему сно­ва приш­лось ус­лы­шать имя Дос­то­ев­с­ко­го: быв­ший пет­ра­ше­вец толь­ко что от­был срок на ка­тор­ге в Ом­с­ке и в мар­те 1854 го­да был за­чис­лен ря­до­вым в 7-ой Си­бир­с­кий Ли­ней­ный ба­таль­он, на­хо­див­ший­ся в Се­ми­па­ла­тин­с­ке - мес­те служ­бы Вран­ге­ля. Брат Фе­до­ра Дос­то­ев­с­ко­го, Ми­ха­ил, поп­ро­сил но­во­ис­пе­чен­но­го чи­нов­ни­ка от­вез­ти ссыль­но­му пись­мо и день­ги, и мо­ло­дой про­ку­рор охот­но взял­ся ис­пол­нить по­ру­че­ние.

    В но­яб­ре 1854 го­да Вран­гель, на­ко­нец, доб­рал­ся до Се­ми­па­ла­тин­с­ка и, ед­ва ус­т­ро­ив­шись на квар­ти­ре у мес­т­но­го куп­ца Сте­па­но­ва, выз­вал к се­бе Дос­то­ев­с­ко­го: ему ка­за­лось, что он зна­ет его с дав­них пор, и он с не­тер­пе­ни­ем ожи­дал встре­чи с быв­шим пи­са­те­лем, быв­шим ка­тор­ж­ни­ком, а ны­не ря­до­вым. Ког­да Дос­то­ев­с­кий во­шел в ком­на­ту, он впил­ся в не­го гла­за­ми. Пе­ред ним сто­ял ко­ре­нас­тый сред­не­го рос­та сол­дат в меш­ко­ва­той гру­бо­го сук­на фор­ме. Во всем его об­личьи, фи­гу­ре и одеж­де бы­ло что-то прос­то­на­род­ное, а от­нюдь не дво­рян­с­кое или ин­тел­ли­ген­т­с­кое.

    И ли­цо Дос­то­ев­с­ко­го бы­ло та­кое же, ка­кое час­то встре­ча­ет­ся на Ру­си у ре­мес­лен­ни­ков, ме­щан и бо­го­бо­яз­нен­ных куп­цов: жес­т­кая тем­но­ру­сая бо­ро­да ло­па­той; тон­кий и уп­ря­мый рот под гус­ты­ми уса­ми, над ши­ро­ким лбом с вы­пук­лы­ми над­б­ров­ны­ми ду­га­ми, свет­лые во­ло­сы, стри­жен­ные ко­рот­ко, под ма­шин­ку; глу­бо­ко си­дя­щие, точ­но про­ва­лив­ши­еся гла­за и под ни­ми си­не­ва­тые кру­ги; цвет ли­ца нез­до­ро­вый, блед­но зем­лис­тый, с вес­нуш­ка­ми, ко­жа щек и лба из­ры­та мор­щи­на­ми. Го­лос у не­го был глу­хой, с хри­пот­цой, - след от­ро­чес­кой гор­ло­вой бо­лез­ни - и го­во­рил он ти­хо, мед­лен­но, точ­но не­охот­но, ску­пы­ми прос­ты­ми сло­ва­ми, но ког­да во­оду­шев­лял­ся, речь его ста­но­ви­лась звуч­ной и быс­т­рой, в сло­вах зве­не­ла страсть, он поч­ти зах­ле­бы­вал­ся, дви­же­ния его, нес­мот­ря на по­ры­вис­тость, да­же рез­кость, при­об­ре­та­ли жи­вость и лег­кость, - он пре­об­ра­жал­ся, и от преж­ней хму­рос­ти не ос­та­ва­лось и сле­да.

    Слезы выс­ту­пи­ли на гла­зах у Дос­то­ев­с­ко­го, ког­да он на­чал чи­тать пись­мо от бра­та. В это вре­мя Вран­ге­лю при­нес­ли поч­ту из Рос­сии, и, вспом­нив о том, как да­ле­ка его семья и Пе­тер­бург, и гля­дя на из­му­чен­ное стра­даль­чес­кое ли­цо Дос­то­ев­с­ко­го, он то­же не мог удер­жать­ся от слез. Мо­ло­дой про­ку­рор и го­су­дар­с­т­вен­ный прес­туп­ник пос­мот­ре­ли друг на дру­га и креп­ко об­ня­лись. С это­го мо­мен­та на­ча­лась их друж­ба. Вран­ге­лю бы­ло тог­да 21 год, а Дос­то­ев­с­ко­му 33.

Скачать полную версию книги Марка Слонима Три любви Достоевского (.doc - 180.60 Kb)